Коллективный принцип работы новой филологии был отличительной особенностью Опояза, как его спустя полвека описывал Шкловский:
Это был исследовательский институт без средств, без кадров, без вспомогательных работников, без борьбы на тему: "Это ты сказал, это я". Работали вместе, передавая друг другу находки.
Такой "групповой" тип производства научной продукции, перенесенный в ГИИИ, разительно отличался от привычных форм академической организации, вроде Неофилологического общества:
Лабораторный тип заседаний - доклады, заранее, обсужденные группой . Отличное от общества: доклад не просто вызывает прения, а является, с одной стороны, результатом обсуждения группы, а с другой - подвергается подробному рассмотрению группы на заседании или сопровождается дополнительными докладами, чтобы довести вопрос до какого-то решения (дневниковая запись Эйхенбаума от 13 января 1924 года; здесь и далее дневник Эйхенбаума цит. по: РГАЛИ. Ф. 1527. Оп. 1. Ед. хр. 247).
По такому же принципу (проблемный и предметный доклад с последующим детальным обсуждением) были построены занятия семинара учеников Эйхенбаума - так называемого "Бумтреста", из которого вышли такие талантливые литературоведы, как Б.Я. Бухштаб, Л.Я. Гинзбург, Г.А. Гуковский, Н.Л. Степанов и др. Помимо воспитания учеников, коллективный принцип работы был одновременно вызовом традиционным формам академических конвенций - шагом по принятию ответственности, ограничению невовлеченных, стремлением контролировать "первичный механизм" научной инновации (из пассивного агента стать властным субъектом развития знания о литературе; см. ниже). Отмежевание новооткрытой поэтики от традиционной филологии закреплялись как институционально, так и методологически. Биограф Эйхенбаума К. Эни справедливо обращает внимание на то, что факультет в Институте истории искусств, где преподавали формалисты, принципиально именовался "Разрядом словесных искусств", в отличие от филологического факультета университета.
Предметом передачи (научения) в формализме был способ видения "сделанности" конкретного литературного объекта, его включенности в системную динамику литературной эволюции (согласно концепции Тынянова второй половины 1920-х). Основой воспроизводства научной школы здесь оказывается "неявное знание" (М. Полани) - не столько перенос отработанных схем на новый объект, сколько раскрытие в нем уникального сочетания эстетических качеств, как апробированных, так и в особенности новооткрытых. От учителя к ученику транслируется именно "рецепт" производства научного знания о литературе. Таков, например, навык открытия в биографической "мелочи", упомянутой, но не понятой прежним литературоведением, необходимой составляющей "микроистории" литературы или литературного быта. Следует также указать, что в борьбе с академизмом формалисты отмежевывались от восприятия произведения как памятника эпохи и/или воплощения замысла художника-гения, а также выступали против перенесения техники историко-филологического анализа античных или фольклорно-эпических текстов на произведения словесности XVIII-XIX вв.
Памятуя о той роли, которую в закреплении победившей парадигмы играют, согласно Т. Куну, учебники, стандартные пособия и т.д., обратимся к проблеме перевода основных положений формализма в состав "основного корпуса" отечественного литературоведения в 1920-е гг. В этом смысле особенно важны систематизация литературной теории и представление формализма "во вне". Отчасти это происходит в учебнике Б.В. Томашевского "Поэтика. Теория литературы" (1925), и особенно, в книге Шкловского "Техника писательского ремесла" (1926), выполненной в жанре "литературного самоучителя". Учебник Томашевского выдержал в 1925-1931 гг. шесть переизданий и был высоко оценен даже П.Н. Медведевым, как "первый у нас опыт систематического изложения в научном плане теории литературы" 33. В то же время боязнь "академизма" у ведущих формалистов сказывалась в подозрительном отношении к жанру учебника. Еще в 1922 г. в неопубликованной рецензии на книгу Жирмунского "Композиция лирических стихотворений" (1921) Эйхенбаум отметил:
Я боюсь, что при такой тенденции 'формальному методу' суждено стать опорой не столько для научных построений, сколько для учебных руководств. Не хотелось бы, чтобы нас постигла судьба Потебни. Не хотелось бы, чтобы из наших будущих учеников вышли составители учебников по теории словесности, где к старым параграфам о метафоре и метонимии прибавлены будут параграфы об анафоре, концовке, стыке и т.д.
С этим высказыванием перекликаются и весьма осторожные дневниковые отзывы Эйхенбаума об учебнике Томашевского, который, хотя и задумывался автором как учебник по теории литературы "вообще", кодифицировал наиболее значимые положения формализма, начиная со специфики определения понятия "литература".
Поплярное на сайте:
Клод Моне
Образование Клода Оскара Моне началось в нормандском городе Гавре, куда семья переехала из Парижа в 1845 году, когда юному Клоду было всего пять лет. В Гавре его отец Клод-Огюст вместе со своим шурином Жаком Лекадром открыл лавку, где т ...
Дадаизм
Термин dada (детская лошадка, все детское, лепет младенца) не имеет в науке однозначного толкования применительно к данному направлению. Одно из наиболее бунтарских, скандальных движений авангарда, культивировавшее пафос разрушения всего ...
Общее описание памятников Уральского региона
В Стерлитамакском районе Башкирии АССР выделилась особая группа памятников эпохи бронзы, которая отличается от широко известных в Башкирии срубных и андроновских, но примерно синхронна им. Памятники эти, согласно определению К.В. Сальнико ...
Навигация